[intro] Мы вам все припомним Копия снятая с копии, снятой с копии, скорби настолько ли? Наскоро скроенная утопия, где никто не бывает плох или болен. Никогда более. Бойня. Всё так ли, как я его помню. Это полный абсурд. Меня унесут. До процедур сутки, продюссер с умным видом сумеет выведать бит и ритм. И не забыть забитое. Спи и впитывай. Это ложная память кипит. Keep it real, и беги, крепко беги. Ты в проруби, дело гиблое, пробуй грибы, или гроб или выкидывай их но не отпустит от памяти, что наиграна. Реколл, точка, инк. Рекорд точно их. Влекло к химии и стихи плохие могли быть или не могли бы. Могила неправильного сэмплирования, смотри парируй. Сотри улыбку, милый друг. Увы всё тут не true и не думай дуть трубку, что тебе дают в руки тут. Это хуже, чем ртуть. Хуже, чем утро, в тло, хуже, чем вторник, и даже хуже, чем то, что помнить уже не нужно. Ну что же вы, ну же?! Закладки не в книгах. А вы привыкли не в ритм под музыку говорить но это ведь придурь. (x2) Астронавты-приматы. Останавливаться не надо. А старания стали как нафталин, слабыми. Саблями, палашами, цвей-хандерами, алебардами брали мы то, что принадлежит по праву нам. Флора, хищники, фауна. Мёртвое тело ночью в бассейне отеля плавало и это был я. Или не я? Импровизация. Нео-нуар. Подставляться нельзя, ведь удар приходится сразу, такой что, память слазит, как после стазиса, этот ковчег станет сам, тем кем всегда боялся - кладбищем плохо-усвоенной информации. Раз такое дело, завязывай и слазь. И ясно, что язва на теле памяти будет здравствовать, пока, дурная зараза подмены стоит у власти. Попробуй увести, избавить нас от напастей и от лукавого. И только кровь на руках ругает за то что игра, что с памятью, не украдена и не будет ведь никогда. Не гадай, а уматывай. Самый лучший подарок - это они горят, в своей корпорации подмены памяти, а не закладки искать по дворам. Закладки не в книгах. А вы привыкли не в ритм под музыку говорить но это ведь придурь. (x2)

Соевый соус на совесть, это не нео-соул, а соли, с трёмя руками Салли будет играть назло, а углы моего поля зрения видели всякое дерьмо в этом городе, за пределами, но я не помню, когда я был настолько живой. И никто, за исключением ножевого не убедит меня в том, что я должен, чего не должен, и только лишь дрожь от грома, что снится мне, будет помнить, почему после этого правда дождь, и только синицы поняли, что мигрировать больно, что. Бомбы, Япония, мёртвый штопор, и только в конце умирает Джон, и чтобы спасение было собрано воедино - соевый соус поможет уйти. В этом треке полно пауков, отчасти в покое, кто говорит мне - не открывай её, Эми, это такая игра, и год не самый случился. И ну и что. Твои телефонные вызовы следующие лет десять и тридцать будут следовать по пятам и сниться мне. С хмурыми лицами высланы только вниз. И нет других оправданий, кроме сгоревших нервов. Я точно не первый, и не то чтобы перверт, впредь, чтобы не преданым, где-то, в гараже, где моё тело тлеет и тремор не оставит меня смотреть, что я - клон, просто присланный на замену. Но только фантомная рука открывает дверь, а призраки в голове, и в этом убедился Фрэнк. Общественная жизнь - это танец и мне кажется что я - единственный, кто его танцевать не умеет. Давайте будем теми, кто обнимет деревья. Тени видны только углами зрения и если не трезвый. Здесь нас и тех, кто зовётся - "pedestrian" - пропасть разделяет, ведь я принял соевый соус. Полно пауков, полно. Соус, соус, соус. ,

Кошачий суп, чушь несут вовсю, Превращаемся в сущий сюрр. Звучит соло-партия на басу, но ничего не получается в сумме. Психоделически ломит зубы, словно судьбы случай особый, исподлобья несусь на засов, вы как и я не находите слов, because i'm very sad & slow. И неоправданно повезло, когда выгорел, тот разъём, по которому ходит всё, от музыки до стихов плохих и сонм сломанных не стремится запомнить слоган, что я больше не боюсь мёрзнуть, а от общества вовсе не могу и всё. Я не спасён, сеть темна и полна спойлеров, А мы оживленно спорили, о том, что, возможно вскоре белая ворона вскроется. Тону в ванной, Вместе с вами, Всё встало, пока мы спали. Нэкодзиру-со, ну а зиму всё не дождёмся. Сон, осень, и coming soon - чушь несу. Альбом за четырнадцать суток, реален смутно, но не в рассудке я. Палач, присяжные и судья в песнях, сказаниях, без изъянов на одной скамье со мной. Рядом останется только радость, что за мной не угналась. Незаметно, и до утра. только вот всё - мимо нас. Океан медленно с цепи слазит, лодка, котята, снасти. Спасти получится, если стараться. И только белый шум в рации одним сообщением повторяется, которому не видно конца, края, смысла и скорости: белая ворона вскроется. Тону в ванной, Вместе с вами, Всё встало, пока мы спали.

Через книги и зеркала, сгинуть и закопать, передаётся отрава-матерь, шум, как тюрьма, как осколки, что по всей Великобритании. Торжество тайны, множество тает, далее остается только отдать танто даймё и смотреть как он будет раздавлен. Больше всех потеряла Марлин, а осколки превратились в слова, что ранят. Реально ведь - рая нет, и ада, кроме того что рядом, и большего лжеца, чем память. Приходится до конца стоять, ведь настоящее точно не холостыми стреляет, и я с этими мыслями, как минимум до утра. Отражение ждёт удар, отторжение, как издевка, мы все смотрим в чёрное зеркало. Брошенные машины, больше ведь не важны Скриббл, скажи, какое перо фальшивое, а не швы, на ножевых от старого мира. Я выиграл. А черное зеркало - выход. Тайные райдеры собираются в очередной трип, Дездемона пропала в Вирте. Не может выйти. Эти реальности вывернуты и выверены, но мы всегда будем только лишь ей верны, и река была вскрытой под солнцем веной. И вот я в Манчестере, словно вне времени, Честь имею, но числа не честны, и это жесть. Чё рное перо, словно зеркало просто есть и хуже него на свете, только наследие осколков зеркал, что давно уж по всей стране. и собираются насмех деньги на снег зимой. В возне всего остаётся сгореть, на оживлённых перекрёстках Сайгона, где шум будет молчать, не петь, и жутко, что прошлые мысли такие мелкие становится, когда смотришь в чёрное зеркало.

Эта вечеринка отстой, или такое, что слов лестных найти не просто. А проще зло, оставшимся дома неоправданно повезло, и я бы сам, не выходил, но не смог и вот я здесь перед вами. Непонимание - синоним слова танцпол в этом зале. Не понятно, чего хотели и ждали, но теперь даже не пытаются танцевать. Это вы - главная проблема музыки, с не таким, как у всех, вкусом, к мусору. Я не истина в последней инстанции, и не рвусь, но терпеть не могу, когда на танцполе пусто. Выступаем за пиво, респекты и за гроши, чтоб доехать сюда, что нибудь заложив, музыкантом жить - весело и паршиво. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Я - хикка, ты хитрый или на химии, Это не хит, но идеи то не плохие. Не поминай лихом, не называй по имени. Сколько и именно что, вы приняли? И все эти люди.. Лучше бы сидел дома. Только и пьют, хотя это как раз знакомо. Сопровождение по дороге к наркологу, под эти биты, и никак ни под что другое. Это ведь чушь городят. Такое вот, но моё. Прокачаем пустоты, что бетон запоёт. Лучшая публика, где-то, но не со мной. Я чемпион в этой категории весовой. Не в то время, место, и прочее, резко, оправдания не выдолбить и стамеской, не моя вина, что вашему вкусу конец. Не денег, не под футболкой, а давления пресс. Выступаем за плюсы, группис, и за ножи если кто-то хочет такой же жизни, хватаемся, словно твой Чарли Шин. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

И захвати с собой полотенце, местный, ведь завтра твой дом будет снесён вконец. Бесконечный космос, а нам в нём тесно, как когда за плохие поступки вывезли в лес, дали лопату и давай сам, копай себе. Это какой-то точно неправильный вальс, как если четыре четверти праздник, тогда самое время пасть смертью самых опасных, под экскаваторы и корабли конфедерации. И плевать, что, кто-то хотел остаться - и сходить с самой крутой девчонкой на танцы, А она ушла с парнем к звездолёту и без банальностей. Привыкай становиться гораздо менее правильным, быть плохим это здорово, и на остальное плевать. Горшок с петунией за кашалотом летит с окна, а я не устаю повторять: сорок два способа, главный вопрос и ответ и просто ничего больше нет. Ни автострад, ни пивных, ни девушек, а только лишь палец, поднятый вверх. Триллиан, пил ли я, или это всё придурь пиррова, не отвечай, не ври, и никаких кренделей не выкидывай. Земли больше нет, Плутон - не планета. Игры кончились, точно Рим, и звёзды шепчут "умри". Мы так непрочно стоим на своих последствиях выбора. После гипер-прыжка, так вымотало и вырвало, что с этим надо завязывать или мы навсегда останемся чем-то совершенно иным, вязанными или мебелью. Ясно, что не хотели ведь, но Вогоны хорошо помнят обиды и тех, кто правду сказал, и где проходит автострада в нашей системе. А мы, есть, с теми, кто смел без рамок и степени, Мы здесь, пишем песни и бесим всех, кто даже не рядом. И чтобы каждый понял, не устаю повторять:

Элисон Балфоур, Агнесс Бернауер Бриджит Бишоп и Марта Кэрриер, Элизабет Кларк, и Джилес Кори все они - ведьмы, ведьмы, ведьмы. Новая Англия, доброе, долгое пламя. Таких, как она сжигали или топтали, ведь нет хуже зверя, чем та толпа, что за добро камнем кидает. Прах к праху. Пепел к пеплу. И ветер не даст костру разгореться. Ведьма окажется ведьмой. Зря вы не верили. Семь лет напастей под ваши двери. Она просто лечила людей. Но эти вещи - как колдовство. Как вечность, непонятная, необъятная и не встреченная. Привязан камень, и если к вечеру не всплывет - значит она не меченая, презумпция невиновности - легче чем перо. Мельче ушка иголки. И на добро отвечать костром. Такое вот волшебство. Суеверия суть не первые, суки верные но суду преданы, нас не спасут ведь Спящие агенты, демоны, там где Волшебства нет, но есть ведьмы. Эта охота, остается и по сей день. Меняются декорации, повод и время. Люди успевают, женится и даже седеть, но всегда кто то ищет, где ведьма. Колонии, фронтир, или старый свет, кто бы ни говорил, нагоняют снег суеверий. С ним не с умели мы выбраться в новое поколение тех, кто ставит знания значительно выше веры. Кажется по другому. Но, что на деле - на это печально смотреть. Печать сомнений, как лицо времени. И скорее мы - изгнанники, мы избавились и избрали такое знамя, что даже закрыв глаза, знаем, что нет ничего простого. Зарево, пламя. Такое вот волшебство. Молот ведьм. Молод, ведь, перемолот, но вреден, Мало уколов, чтобы угробить ее наследие. Закрывайте ставни плотнее и прячьте детей, ведь волшебства нет, но есть ведьмы. Вновь здесь ветер, как самый колючий свитер, и хотя все свои - никому не верь и не спи. Мерцай, мерцай, ярче самых горящих символов, моя сила с тобой, а значит мы справимся с ними. Инквизиция сгинет. В костре из погибших книг, И мизинца не стоит, всё то что они говорили, это заговор, заговОр. За кого, от чего, заколол или перерезал горло, русская рулетка игрой для шумных компаний. Прошу не вставайте, я сам справлюсь, и стул подставлю. Место под стать мне. Просто я не умею, но пытаюсь лететь, а вокруг волшебство, которого нет. И ведьмы.

Стараниями продюссеров спальных стали мы теми, кем всегда явно боялись и Алому Королю слава, и ясно что нет больше зла, чем попытки башню с землей сравнять и ясности восприятия точно не хватит ведь, на чтобы видеть маски зверей и краденым будут твои лучшие годы, парень. И "Потрачено" написано на экране. И некому в погребе будет нас укрывать, во время столь неизбежной облавы, но Бротигана не найдут никогда, и он будет продолжать убивать крыс в человеческих шкурах. Едва ли всех удастся найти, доставить. Мы знали, что лучше уже не станет, пока надпись Алому Королю слава будет тут и там возникать. Низкие люди, прощай, в жёлтых плащах. Не приходиться ждать пощады. Сердца в Атлантиде горят нетушимым пожаром, но никуда не исчезла Алому Королю слава. Это готический вестерн. Выстрел и крест несут интересные цели. Попробуй успокоиться, Сэм, ведь на деле, мы только пытались успеть на чаепитие, с тем, кто так же далеко съехал. И чтобы прочь не унёс всё это ветер, ведь Алый Король будет за нами смотреть пристально. Мы призваны при смерти, но всегда в поиске золотых приисков. Бротиган уходит самоуйбийством, но я знаю, что его просто нашли и выстрелили, вложив ружье в его мёртвые руки. Мысли о том, что жёлтые плащи везде - это истина. Остерегайтесь людей, что носят чужие лица. Больше некогда плакать и злиться, крысы повсюду, и почти на каждом углу надпись: "Слава Алому Королю"

Это постпанк и закладки посланием лягут в слякоти съеденной волчьей ягоды в лесу памяти, где потерялся ты. Не внесено ни смысла, ни ясности и только гитарный визг - праздник. Китам ведь на берег выбрасываться нравится. Верю. Лицемерием мерить мел надо уметь. Правда не тлеет не горит. Не в ритм. Нигде. И не говори, что я не слушаюсь алгоритмов, по которым светят все фонари на этой улице, где мы умерли, где подлецы, словно нули, не рулят, где пули отливают из букв и бьют ими и на вершине стимул, и на брешь, на штурм пока не настигла нас набережная неисцелимых. Неиспепелены, не сгинули. Не на стиле мы. Не смотри так, я смелый ведь, а мосты долго горят. Прости, не было рядом, когда проступил водяной знак на памяти, это значит - не поддельная, а нормальная. Зрячим, не потеряным, но реальным, ведь, я останусь, если не говорить, а слова в действия обращать, и в, конечно же, песни. Два года, акации. Твоё, называется, если разумное количество референсов есть. В противном случае спустить с лестницы смотря, когда лес не вернется на место, и книгам настанет конец. Не выходи из комнаты, не находи искомое, оставайся в коме, набив оскомину комиксов. Насколько много фраз и кроет нас, настолько я останусь участным. За кривым забором лежат рядом, запомни, я там, и ты тоже окажемся, как не больно. Нам с тобой в пору настоящая прорубь. Бой каждый последний. Бойтесь жалости, как спасения этой осенью, где нас нет. Проседь на свет, просим на смерть смотреть. На снег хлеб сеять, наследников семьями ссылкой в сибирь. Серия кончается клифф-хэнгером во спасение, но сезон не доснят и не будет, закрыли, ведь. Но сегодня я спятил и пули зарыты в нервы. Этот путь верный. Отопру двери времени, и сбегу, ободрав колени, к рефлексии в плен. Первым быть некрасиво, не просили. И шли туда, где казино всегда в выигрыше, а мы лишние. Этот поток сознания затопил этажи и выше и ниже. Это не я нишевый, а вы глупые, как мальчишки, отдающие глаз кота, для важности. Не молчи, когда нападают, а ты потерял ключи к раю. Кричи, если ты крайний, но не короче страдания станут, а каменней. Мы оставлены на века и ногами вперёд. И водяный знак покажет, кто врёт. Перо, для письма, или всё таки под ребро, выбирай что тебе удобно, и как родное, Но не останется никого, кто понял, почему Монте-Кассино, поляки, покойники. Пролетит зимородок, помашет и сбросит бомбы. Это окончательный вариант, готовый к тому, чтобы меня запомнили. Загоны закончились. Я закрою дверь и мой почерк станет разборчивым. Не выходи из комнаты, не находи искомое, оставайся в коме, набив оскомину комиксов. Насколько много фраз и кроет нас, настолько я останусь участным.

Грибы с Юггота, греби отсюда, гранит отсудят ведь, гробы, как судьбы. И нас уже не спасут. Не суть, и не супер, но древние ведь не спят и не спутаны, и однажды займут наше место, тут. Через сутки или через тысячу лет, что уже значения не имеет. Зачем мне ветер, если всё тщетно, и тлен. Некрономикон, нет. Не нароком, а прямиком плен, тайн мироздания, космоса, и вселенной, времени, эти хребты безумия, поглотили нас всех, как следует. И шоггот наступает на пятки. А шёпот во тьме есть тайна, что сомнительные предложения принимать, есть край, и только за гранью времён, мы будем оставлены в покое, когда исчезнем с лица земли, которой и не являлись хозяевами, а скорее были никто ей. Предвестники непрерывности повсеместно, ночные бестии как наследники памяти. Преследователь Гесперии бесполезен, а меня всё манит окно в мансарде. Дело Чарльза Декстера Варда. Тело час здесь уже остывает, говорят он царапал на стенах странные письмена ногтями, геометрические фигуры, словно формулы заклинаний, и только фамилиар дома хозяйки, продолжает не иссякать. Но если в кайф, то есть дела, которые не секрет, но если так, то культ из Восточной Европы успеет отыскать нас и принести в качестве жертв, но не стоит так легко принимать поражение, если цвет из иных миров никого не жалеет. Мы все расстаем, как воск, в этой жаре. В это же верить является полным бредом, но никого, кто бы это оспорил - нет. Мы просто гости на этой планете, горстка глупцов, которым не хватит хвороста и мозгов. Предвестники непрерывности повсеместно, ночные бестии как наследники памяти. Преследователь Гесперии бесполезен, а меня всё манит окно в мансарде. Перевал Дятлова, временная петля и прятки там, и врядли я останусь в порядке, если так говорят. Поиск неведомого Каддата. Никого, нигде, никогда. Не гадай, а угасни. Гордо, с поднятой головой в пасть. Говард предупреждал. Город. Не убежать. Голод. Модель для Пикмана кроет, как поведения оборот, Не полететь, значит - умрёт. И это твёрдая точка в предложении, в рамках космоса. И не против чего то конкретного, а скорее против всего. Август продолжит сеять раздор. Расторгнут контракт со злом, но всё равно - все вы - зомби. И самое время ответить на тот морской зов, где будущее, нужен я, лучшее не нарушено, и только Древние, среди глубин ждут.

Я - персонаж, чей билд, увы не удался, И мысли об этом страшнее любого удара, и в четыре часа, четыре минуты утра понятно только, сколько было утрат. Надо понять, порвать и двигаться дальше, где-то между Нетландией и настоящим. Без помощи Синей Феи быть настоящим мальчиком. И перестать рассматривать всё словом "мрачно". Отсюда любовь к фантастике с так себе будущим, пост-апокалипсису, и прочему, еще лучше, Начать все заново, стереть прошлое, сущее. Или хотя бы, просто больше не мучиться, но я убегаю в сюжеты с чужими жизнями, Как герой, а не глупость, ошибка, вымысел, Эскапизм, чтобы терпеть действительность, Когда реальность исчезнет, сгинет словно "белая роза", как поражение. Тот самый возраст, когда поздно уже сдавать назад. Только в траншеи, отходя от паники - впёрёд, в нападение, брать себя в руки и двигаться, но не вниз, через тернии к звёздам, к утопии через кризис. Как законы Азимова - первый будет "борись", и я буду, ведь я наконец-то обрёл смысл. Я - тот, кто смотрит в ботинки, закрывает глаза и планирует свой "ре-спек". Но даже с этим билдом пройти, получится дальше всех. Нормал, найтмэйр, ультимейт и так далее, какая то гиковских терминов вакханалия. Я достану их всех и спалю, к чёрту, до тла всё плохое и пораженческое, что осталось. Это не старость, это сталь, есть. Я ставлю на то, что спать надо меньше, и что то делать осмысленно, а не тупо гриндить, лучше окстись, беги не оглядываясь и никогда не смотри вниз. Мой нижегородский английский довольно близок к тому чтобы выдать эту историю за фарс и вымысел, для тех, кто не умеет смотреть меж терминов и отсылок, Но мы будем помнить ваше лицо, отцы. Это не песня, а литания, за тех, кто взвыл от понимания размеров своей судьбы, в масштабах вселенной, и чего-то за гранью. Эта литания за тех всех, кто с нами. Я пишу не рукой, если писал бы рукой, то забыл. Я бью словом, бью снова, меня дико знобит. Каждый город, как Инсмут, в каждом доме ведьмины сны, меня могут попробовать выслать, но меня не получится слить.

Девушка-лезвие, мультиверс, вереск. Резать сюжет на песни весьма интересно здесь. Останется красный лес. И нет человечества и только Коул, Джеймс путешествует. Найди два раза по шесть. И шелест треска временных линий съедет и съест, а взлётная полоса преследует вновь во сне, и всё кончается сценой твоей смерти. Это пятое измерение, за пределами того что человеку известно, и где безгранично, как космос и время. Между светом и тенью на ничейной земле, наукой и суеверием, бездной страхов и тем, что зовётся воображение. Измерение зрения, звука и разума, часы стоят и спешат - Сумеречная зона, шаг добро пожаловать. Глашатай предвещает пожар, и не жалко никого, ничего, ни единого дня и вечера, Молли не покалечена, пока Мнемоник есть ещё, не долго, но если что, всё равно ведь еще не вечер, всё перемешано, как у Палмера Элдрича. Вселенная трещит по швам и не меньше ведь, останется хороших вещей. Не везде, даже. Есть отсылки, есть эпигонство, а есть оммаж. Заворачивай оболочку референсами, замороченно, точно нет песни. У обочины не пикник, но здесь лучшее место для отдыха - Мультиверс. Небо, над портом, телеэкран. Мёртвый канал, протянутый, как канат. Критика чистого разума, Кант. Красные победят. Казни словно награда, опасней только не нападать. Арьергард. Мискатоник, Ми-го, Натаниель, Лавкрафт. Украть тело профессора надо, лет, где-то, на пять. Они готовятся к интервенции так. Ну и ладно. Это за гранью нашего понимания. Пагубное влияние, как способ сосуществовать с нами. Вселенная взаимосвязана. Обстоятельства, знания, холистический способ восприятия действительности. Я без галлюцинаций, но псих, Ханна, прости. Ты видишь, как в метро, бросается под поезд двойник твой, и берешь его документы. Боль. Мементо. Бойня . Клоны, евгеника, продажные копы. Где мы и кто ты? Необходимы клеммы для проводов. Кем я готов стать, если не тронутым? Здания взорваны. Встаньте и не позорьтесь. Вы знаете Тайлера Дёрдена? Где бы я не спросил - все отвечают нет, подмигивают, головой кивают, словно я не никто. Прошёл слов толк. Прошу, Вера. Дым и зеркала скрюченных троп, в овечьей шкуре, плачь волк. Не прикайся ко мне, иначе я мёртв, это всё просто-напросто чёрный лёд, и ничего не исправить и не испортить, Тебя призывает на озеро Лао-гай, твой король. Здесь нет войны. И нет никого, кто оспорил бы это. Так было раньше, сейчас и дальше. Есть отсылки, есть эпигонство, а есть оммаж.

Где Джессика Хайд? Прикройся рукой, стреляя чтобы красное с лица не стирать, и зря конспирологам своё не дают сказать. Это ведь начало конца. Я знаю. Стерилизация прямо за нами. И наизнанку то, что привычно, и старо, как сам принцип: "Сначала курок спускай, а потом вопросы". И ответы к ним не искать будет не просто. За нами посланы люди организации "Сеть". Не поздно успеть на поезд, в Глазго. Не бойся. Мы скроемся. И манускрипт с нами вскоре. Все вокруг в сговоре. Посылки взорваны, Это я Унабомбер, и зло будет наказано. В бойне номер, наверное пять. И нечего больше прятать, кроме Джессики Хайд. Эксперименты Утопии. За нами потоп и кто такой Мистер кролик? И долго ли помнить боль от столовой ложки, что воткнута где то под глазом в самое неукромное. Правительство преследует неугодных игрой в которой нет победителей. И огромно подступающее чувство к горлу, комом о том, что из каждого второго окна за нами следят. Я знаю. И снайперы ждут сигнала стрелять. Это какой-то, блин, сериал, который не будет доснят. Надо поменьше спать. И сваливать из этой страны, в Испанию, или не получится скрыться от них совсем, ведь нас повсюду достанет Сеть, но мы будем семена анархии сеять. И только интернет поиска след выдаст и съест. И мы слепы перед тем, что некуда убегать никому, кроме Джессики Хайд.

Забери любовь, землю и отвези меня туда где нет сил, и свободен я но вам не отобрать небо. И понял я что буду лететь туда, где тени, как Межпланетные корабли летели, да не могут найти выхода за пределы известных нам мест вселенной. Мы застряли здесь вместе со всеми. Донг ле ма. Дилемме левых внимать никак. Альянс проиграл. Факты не от обратного. Оправдано, шестой год она одна там, где из людей делают автоматику и прочее непотребное. Победа потеряна война не проиграна. Тени накрыли нас. Теми, кто опасен по разному, где вне закона спасение и пора становиться злее, но Рейнольдс смелее всех смелых. И в этом ни капли сомнений. Скорее Серенити съедет, чем перестанет лететь. Как метафора безмятежности, те, кому звезды важнее места, где, проживать а не жить единственно возможная и понятная истина, и только слышны лишь выстрелы, там, где никто не признан. Ривер, риперы, рифмы и рифы и разбитые о них корабли. Горим. Гонимы, но не поникли. Без паники - король снова в здании. Не клейми скот, клейми покупателей - это у них есть склонность убегать и убирайте упрятанное. Контрабанда. Операторы и пираты. Приятное врядли станет называться жнецами, и явно сами скорее сваливаем из развалин. Стреляли. С тремя ли, или не знаю? Это фронтир. Не покинуть эти леса тебе, а Земля, такая, что не влезает ведь, и поэтому мы летели. Ветер прерии - это лучшее развлечение, где периферия тлеет и дремлет. Зачем мне деньги, если свобода главнее. Дотянуться до звёзд на небе, а не смотреть безучастно и нервно. Я первый, среди тех, кто прерван. И только Ривер Тэм, верная своим идеалам стреляет всех. На мой звездолёт, и верь мне! Мы улетим из этих систем, как метафора безмятежности, без возможности действовать, но в вакууме не слышно песен, взрывов. И мест незаблемых сны будут преследовать с ними. Сник я. Не слился. Не сгинул. Не спи. Этот космический вестерн нас кинул.

Хэйл, ко мне стрелки. Не стереги, не сгинь, нет стимула, но есть стиль и мозги, и плевать, что песни других просты, я, нет, не остыл. А просто переосмыслил дальнейший ход действий. И выстрелы на весь Иерихонский холм. И вниз, как подполье, сопротивление, вызов. И путь гильзами, и телами выстлан, но нет ничего, что было бы не по силам. Никогда ни у кого не вымаливай, не проси, и только тогда, всё перейдёт с пассивного режима. Мы живы, стреляют, ложись. Это не катаклизм, и не кризис, а индустрия. И ничего нет с ними кроме великой, пустоты, тьмы и пыли, и мы бы могли, но не сгинули и не слились. Джон Фарсон, восстань и в танец, поставьте на колени и вальс, восстание неизбежно и праздник тем днём, когда упадёт сознание. Хэйл, ко мне стрелки. Это стрихнин, или стряпнина из лсд-25 для своих, так чтоб внушение, было завидным способом адаптации к власти. И не зови на собрания больше трёх. Меньше трёпа, это слишком заезженный троп топорный. И когда не уместен торг - только трогать, с места - в карьер, в Колумбию и Восторг. Всегда есть маяк, всегда человек и город. Когда нибудь твоя Элизабет и тебя убьёт. Но не искать её, это совсем не повод, а скорее факт, к действию, а не против. Где уже всё выдохлось - ничего не испортить, два раза по два, равняется пять и не спорь. Режимная математика в действии и в законе, но вскоре мы и её забьем, и загоним.